Дай мне! [Авторский сборник] - Ирина Денежкина

Коля просидел в спальне до обеда, потом стал угрожать, что пожалуется папе, а папа «всех вас поимеет». Его выпустили.

На Коле сюрпризы не кончились. Алёна Гриман принесла в садик резиновый фаллоимитатор и вся группа с ним тайно играла до тех пор, пока Лидия не увидела и не отобрала. Она заливалась краской, Алёна скандалила и требовала вернуть, а Коля Ёжиков смеялся до истерики. Красная, потная и нервная, Лидия пошла к Надежде Семёновне и услышала за спиной голос Паши Зайцева:

– Ибаться побежала!

Лидия круто повернулась и залепила резиновым членом Паше промеж глаз.

Она тут же испугалась. Испугалась, что Пашин папа тоже из тех, кто «всех имеет». Но как ни странно, никто «иметь» не пришёл, хотя Лидия дрожала почти неделю. Зато группа стала слушаться. И Лидия поняла: в детском коллективе сила – тоже авторитет. Она стала властвовать, поощрять и наказывать, стала грубой «воспиталкой», которых раньше так презирала.

Потом пошли лагеря. Лидия устроилась в фирму, набирала группу, везла на Юг. Сначала думала совместить полезное с приятным – работу и отдых. Но дети попадались «трудные», отдыха не получалось. Всё время и нервы уходили на постоянное одергивание и контроль. Дети курили за домиками, купались без спроса и покупали в ларьке пиво с селёдочным вкусом.

Лидия их ненавидела и боялась, как собак – пнёшь, а вдруг укусит? Хотя собака меньше человека. В конце концов Лидия превратилась в «командующего», она давала детям волю в обмен на послушание. Менялась.

И вот перед Лидией стояла очередная «партия». Она уже знала, что эти дети такие же как и предыдущие – наглые, грубые, пошлые. Что среди них отыщется парочка подлиз, скорее всего девочки, которые будут виснуть по бокам и нашёптывать: «Козлов курит в домике… Попова выпила компот Гусевой… Лавкин матерится…» Что найдутся и «крутые», у которых папы – как у Коли Ёжикова.

Лидия старалась не показать своего страха и неприязни. Всё–таки платят не за то, чтобы она нос воротила. К тому же, некоторых из этих ребят Лидия знала. Клару Петрову (дочь школьной подруги), Тараса Еремеева (одноклассника Клары), Лёву Дынина (внука маминого знакомого), Стасика Галкина (в одном дворе жили) и Валеру Сеткина (в том злополучном детском саду была его сестра Надя Сеткина – Валера за ней приходил).

Лидия окинула взглядом разномастный строй и сказала:

– На завтрак, обед, полдник и ужин собираемся организованно за десять минут до еды. В остальном я вас не ограничиваю. Курить и пить на территории лагеря – запрещено. В пьяном виде появляться – тоже. Дисциплина – не пустое слово. Надеюсь, все вы будете вести себя нормальным образом, а не как беглые каторжники. Следить за одеждой и чистотой тела – обязательно. Посмотрите: Валерочка подстригся, не то, что некоторые! Сразу заметна аккуратность!

Лидия указала на Сеткина. Ребята захихикали, а Игнат зло и громко сказал:

– Это не из–за аккуратности, а потому что он тупой айбол.

– Митников! – оборвала его Лидия.

– Митников – чмо, обезьяна позорная, – отчётливо парировал Валерочка.

– Сеткин и Митников убирают домики, моют сегодня полы, – сказала Лидия тоном, не допускающим возражения, впрочем, «заводские дети» не думали возражать.

На этом линейка закончилась.

Валерочку подкараулили за столовой, заросли алычи скрывали небольшую каменную площадку. На Юге темнеет рано даже летом. Поэтому Валерочка попал капитально.

Тарас сразу ударил по носу, хрустнули очки. Валерочка по инерции отбежал назад, чтоб не упасть, но упал всё равно – Игнат сзади ударил его пустым деревянным ящиком, железные скобы оцарапали лицо. Валерочка вцепился в пряжку, но снять её не дали – Кудрявость бил в живот, прямо в солнечное сплетение. Валерочка скрючился, закрывая лицо и живот. Тарас, Игнат и Кудрявость били ногами с оттяжкой, так, что каждый удар отзывался по телу.

Потом Тарас поднял Валерочку за куртку (он эту куртку не снимал даже в жару), а Игнат дыхнул в разбитое лицо:

– Кто из нас обезьяна, урод лысый?

– Ты, – ответил Валерочка.

Дальше он не помнил.

Полинка чистила зубной щёткой свои белые брюки.

– Вот, села во что–то! Наверное, в жвачку! – сокрушённо поделилась с вошедшей Олесей.

Ирка Крюкова лежала на верхнем этаже кровати и пела хриплым голосом:

– Don’t speak, I know just what you’re saying, so please stop explaining…

– Девочки, говорят, будет дискотека! – отозвалась снизу Оля Клюева.

– И что?

– Можно познакомиться с мальчиками!

«Ага… С твоими–то габаритами!» – хмыкнула про себя Олеся. Ирка перестала петь и стала шарить в сумке:

– А с ними и так можно познакомиться, на пляже, например!… Блин, где они?… А, вот… К тому же, никого стоящего тут нет! Отдыхать надо и от мальчиков тоже!… Девчонки, ничо, если я покурю? Я могу и на балконе, если что!…

Разрешили в комнате. «Конечно, – думала Олеся. – Ирка – симпатичная, она может и кочевряжиться – в городе, поди, пацанов осталось немеряно… А эта бочка Клюева только на курортный роман и может рассчитывать!» Почему–то вспомнился Валерочка. Его некрасивое лицо раздосадовало Олесю, она забралась под одеяло и стала думать о том, что море – красивое и тёплое, девочки – хорошие, Лидия Михайловна – тоже ничего, хоть и притворяется строгой, что на обед были котлеты с подливкой и арбуз, что…

Она уснула.

За завтраком девчонки распространили слух: у «Валерочки» сломан нос, пробита голова и глаз опух. Два. Глаза.

Олеся испугалась. Кто его так? «Говорят, местные».

– Беспредел! – отозвалась с набитым ртом Клюева.

– Вот гавно! – прокомментировала Ирка. – И тут не пожить спокойно.

Полинка хоть и была нежнейшим созданием, чистила зубы и брюки одной щёткой и никогда не выходила из комнаты без косметики (даже на пляж), возразила:

– А это не местные!

– Почему?

– А я думаю, это Митников. Они же на линейке поругались. Из–за расовых предрассудков.

– Каких–каких? – подняла глаза от тарелки Клюева.

Полинка не расслышала и продолжала:

– Так что, девочки, нам–то спокойно пожить удастся, вот этому Валерочке – хуй.

Было удивительно, как лиловая благоухающая Полинка может так выражаться.

Олеся встретила Валерочку через три дня на пляже. Во время дискотеки. Все ребята плясали у столовой, а ей захотелось побыть одной и она спустилась за забор к морю.

Он сидел на скамейке и фиолетовая темнота окутывала всё вокруг. Олеся его сначала не узнала, потом он окликнул её:

– Привет!

– Привет…

– Садись сюда, – предложил Валерочка.

Олеся села. Было непонятно, что она чувствовала. Досаду? Неприязнь? Равнодушие? Олеся молчала. Заговорил Валерочка.

– Что, слышала, небось, про меня?

– Да…

– Ты не думай, ничего мне не сломали и не пробили.

– Да мне как–то…